бандитских налётов на караваны… Наверно, это от усталости, которая охватила всё тело и закрывала глаза.
Надо поспать! Он с сомнением посмотрел на стулья – нет, не поместится, на пол – будет холодно, а укрыться нечем. Оставалось одно: пристроиться к Фэнсянь.
Он разулся, снял френч и бриджи, оставшись в хлопковом белье, и осторожно приподнял край одеяла. Увиденное заставило сердце сбиться с размеренного стука, однако спать хотелось неодолимо, и Сяосун очень осторожно, бочком, прилёг на край и прикрылся углом одеяла.
Фэнсянь коротко вздохнула, повернулась к нему и обняла почти невесомой рукой. Сяосун задержал дыхание и тоже обнял её, почувствовав сквозь тонкую ткань рубашки острые лопатки, будто сложенные крылышки. Прикоснулся сухими губами к её прохладному лбу и заснул, впервые, пожалуй, чувствуя себя счастливым.
27
– Вилли, это я, Ники. Добрый вечер, дядюшка.
– Гуте нахт, Ники! Какого дьявола так поздно звонишь?!
– Извини. Звоню по важному делу. Да не зевай так нарочито громко, я же знаю, что в это время ты ещё не спишь.
– Ладно, ладно, не сплю. Что за дело?
– Надеюсь, тебе уже донесли о событиях в Учане.
– В Учане? Учан… Учан… Это где-то в Армении?
– Перестань дурачиться. Пятьдесят два года, а ведёшь себя, как школьник-двоечник. Ты же блестяще знаешь географию. Учан – это Китай!
– Так бы сразу и сказал, а то – Армения, Армения. Знаю: там что-то вроде восстания против Цинов. Так на юге Китая который год восстают. И самое смешное: десять лет назад они разрушали железные дороги, а теперь бросились на их защиту от иностранцев, от нас с тобой. Решили, что мы их собираемся захватить, чтобы поработить Китай.
– Вилли, там не просто обычное восстание крестьян, там бунтуют солдаты, а к ним уже присоединяются крестьяне, рабочие, студенты. Даже купцы и ремесленники!
– А чего ты хочешь от них? Пока была жива императрица, она всех держала в своём железном кулачке, а стоило ей умереть – все цзянь-цзюни ринулись растаскивать страну по своим углам. Цинской империи приходит конец, и с этим вряд ли что поделаешь.
– Постой, постой! Ты считаешь, что нам не надо вмешиваться? Десять лет назад мы объединились против «больших кулаков» и открутили им голову. Почему же сегодня не спасти империю?
– Ники, что тебе важней: само слово «империя» или твои интересы в этом огромном болоте, именуемом Китаем.
– Будет империя – будут и интересы. А болото следует осушить!
– Ну-у, милый! У тебя самого болот невпроворот – настоящих, физических. Вся Сибирь! Что ж ты её не осушаешь? Силёнок не хватает? То-то и оно! А рвёшься осушать болото человеческое.
– Я понял: вводить туда войска ты не будешь.
– Не буду, ты уж извини, племянничек. Не вижу надобности.
– А что скажешь относительно Англии, Франции?
– Сам спроси. А ты никак снова в поход собрался?
– Спокойной ночи, дядюшка!
– Гуте нахт, дорогой, гуте нахт!
– Хелло, Джорджи!
– Оо, старина Ники! Давненько, дорогой кузен, мы не созванивались. Ты даже забыл, что всегда называл меня «милый Георг».
– Ну, ты же знаешь, я предпочитаю письма и личные встречи, а эта техника… Она часто подводит. Да и подслушивать её легко. Меня Лебедев предупреждал, это физик наш учёный. Я их не очень жалую, но этот, похоже, умён. А за то, что назвал тебя по-английски ласково Джорджи, извини. Я подумал, что тебе будет приятно.
– Что-то ты разговорился, Ники. Обычно из тебя лишнего слова не вытянешь. Что-то случилось?
– Пока вроде бы нет. По крайней мере в России.
– Тебя что-то заботит помимо России?
– Оказывается, да. Меня заботит Китай. Он меня всегда заботил. Я всегда думал об его развитии.
– А-а, понимаю: теперь надо подумать о его сдерживании. Учанское восстание! Но это же у них на юге, от России далековато, и тебе ничто и никто не угрожает. Можешь спокойно думать о развитии России.
– Милый Георг, а тебя это восстание не волнует? Помнится, ихэтуани волновали нас всех.
– Ну, старина Ники, это было давно, и мы тогда получили всё, что хотели.
– А теперь они заберут назад всё полученное нами.
– Вряд ли. Они там образовали временное правительство, а в нём – наши друзья. И уже объявили, что все договоры будут соблюдать. Даже неравноправные.
– Они же собираются свергнуть монархию!
– И что? Французы вон тоже свергали. И не единожды. И у нас был Кромвель. А император или президент, нам-то какая разница? При желании можно поладить с кем угодно. «У Англии нет вечных союзников и постоянных врагов – вечны и постоянны её интересы, и наш долг – защищать эти интересы». Кто это сказал?
– Ваш Пальмерстон.
– Вот именно, наш виконт Пальмерстон. Тебе бы такого, а то у тебя как ни появится умный премьер, то либо ты сам его прогоняешь, как Витте, то либо его убивают, как Столыпина. Я слышал, ты его тоже собирался отставить?
– Это неважно. Сейчас во главе правительства его ученик Коковцов.
– Превзошёл учителя? Или не будем о грустном?
– Умеешь ты, милый Георг, испортить настроение.
– А говорят, мы с тобой похожи не только внешне, но и характерами одинаковы. Мол, могли бы заменять друг друга на троне.
– Что ты этим хочешь сказать?
– Никто не заметил бы подмены. Как в романе Марка Твена «Принц и нищий».
– Шуточки у тебя, милый Георг. Себе ты отвёл, конечно, роль принца, зато шутишь на уровне нищего.
– Ну, извини, старина! Глуповато получилось. А за нищего – отдельное спасибо.
– Ладно, всё проходит, и это пройдёт. Гуд бай!
– Бай! А чего звонил-то? Повесил трубку. Обиделся! Это мне стоило обидеться, старина Ники! Ничего, будет время – сочтёмся. Свои же люди, как-никак дальние родственники.
– Алло!.. Алло!.. Алло!.. Чёрт побери, ответит мне кто-нибудь из этой чёртовой Франции?!
– Алло, приёмная президента Франции на проводе.
– Слава Богу, объявились! Соедините меня с господином президентом Фальером.
– А кто просит?
– Вам перечислить все титулы или достаточно одного: император Российской империи?
– Оо, простите, ваше величество, я нечаянно перепутал аппараты. Соединяю.
– Алло! Арман Фальер у аппарата.
– Бонжур, господин президент. Вас приветствует Николай, император России.
– Вот это неожиданность! Рад вас приветствовать, ваше величество! Зовите меня просто Арман, я же сын землемера, внук кузнеца.
– Вы мне говорили об этом в тысяча девятьсот девятом, в Шербуре. Я не забыл.
– О да, Шербур – это было великолепно! Ваш визит потряс всю Францию. Какие яхты, какие корабли! Супруга и дочки ваши были просто очаровательны. Прошу вас: передайте им от старика Фальера нижайший поклон и благодарность за внимание к моей скромной особе.
– Мы не имели
