контрреволюционеров. Снять не можем. И офицеров отпустить не можем, поскольку они и есть контрреволюционеры.
– Охрану несут городская милиция и гражданские добровольцы, – спокойно парировал Гамов. – Поэтому потрудитесь отдать распоряжение о снятии караулов. Письменное. Что касается офицеров, комиссия доказала их невиновность. Извольте исполнять.
Мухин оглянулся на Краснощёкова, но тот промолчал. Председатель областного исполкома сверкнул глазами и написал распоряжение.
Таким образом демократический Благовещенск дважды не допустил переворота и оказался единственным городом на Дальнем Востоке (да, пожалуй, и во всей России), не склонившим покорно голову перед большевистским насилием. А Иван Михайлович Гамов показал себя твёрдым и решительным в критические минуты. Казаки убедились, что он достоин атаманской булавы, что в отстаивании народных прав и свобод он готов идти до конца, невзирая на опасности и лишения.
Однако, бывает, жизнь ставит человека в условия, какие и придумать невозможно, и тогда прежние устои могут дать трещину, а то и вовсе разрушиться. Похоже, именно в такие и попал сейчас войсковой атаман.
21 февраля земцы, думцы и правление войска с утра приступили к созданию Народного совета, которому предполагалось передать всю власть в городе и области. По этому вопросу и проводилось экстренное заседание правления, на которое не явились Саяпины. Конечно, простого большинства членов правления было достаточно для участия в Народном совете, однако Гамов, освоивший в Государственной думе основы демократии, желал большинства конституционного, то бишь двух третей голосов за принятое решение. Без этого – он свято уверовал – дело рано или поздно рухнет. Саяпинских голосов как раз и не хватало.
Гамов поспешил к ним домой, потому что мухинцы, снова отказавшись от приглашения войти в Народный совет, стали рассылать по учреждениям солдатские наряды. Снова запахло захватом власти. Городская управа опять призвала граждан встать на защиту своей свободы.
– Стой!
Поглощённый мыслями о разворачивающихся здесь и сейчас исторических событиях, Иван Михайлович не понял, что хриплый простуженный окрик относится к нему.
– Кому сказано: стоять!
Гамов оглянулся: его догоняли два солдата с винтовками наперевес. Остановился, разглядывая их обмундирование: потрёпанные шинели, комковатые папахи, на ногах – грубые ботинки и обмотки. Пожалел: мёрзнут, поди, бедолаги, мороз-то нынче разыгрался не на шутку. Много их скопилось в Благовещенске, демобилизованных и дезертиров, голодных и оборванных, жаждущих следовать призыву большевиков «Грабь награбленное!». Опора советской власти, усмехнулся он навстречу налетевшим, запыхавшимся, краснолицым от мороза.
– Чего лыбишься?! Кто таков?! Предъяви доку€мент!
– А вы кто такие, чтобы у граждан документы требовать?
– Мы – революционная власть!
– Вла-а-сть, – иронически протянул Иван Михайлович. – А мандат у вас есть?
– Вот наш мандат! – они дружно выставили винтовки.
«А Мухин их неплохо выдрессировал», – подумал атаман.
– Я – Гамов Иван Михайлович, войсковой атаман Амурского казачьего войска, – чётко выговаривая каждое слово, произнёс он.
– А на тебе не написано, что ты – атаман, – осклабился один из них, сутулый, звероватый, похожий на вставшего на дыбы медведя. – Нет доку€мента – топай с нами в штаб. Там разберутся, какой ты атаман. Ишь, разоделся бур жуйчик!
Иван Михайлович и впрямь мог сойти за успешного предпринимателя, купца первой гильдии или фабриканта. По случаю крепкого мороза он надел бекешу, этакий чекменёк на овчинном подкладе, смушковую папаху и меховые сапоги с барашком по верху голенища. Тепло и легко, на лютую зависть этим бесприютным солдатам.
В этот момент он запоздало посожалел, что благовещенские демократы, эти говорливые интеллигенты, упустили возможность перетянуть на свою сторону солдатскую массу, а большевики наобещали им всякой всячины за счёт богатых «буржуйчиков», ослепили глаза лёгкой добычей, они и ринулись за обещанным, теряя остатки разума. А могли бы встать железной стеной перед бандами низвергателей империи, разрушителей великого государства.
Заложив руки за спину, глядя исподлобья на солдат, он ещё обдумывал, как поступить, но вдруг послышался скрип саней, лошадиное фырканье и понукание «но, но!». Из-за угла вывернула упряжка – лошадь и розвальни, нагруженные стогом сена. На верху стога восседали два казачонка, а рядом с розвальнями вышагивала высокая широкоплечая фигура в полушубке и пимах с вожжами в одной и кнутом в другой руке. Из-под лохматой бараньей шапки на Гамова и солдат посмотрело угрюмое рыжебородое лицо с повязкой на одном глазу. Никак Иван Саяпин?!
– Будь здрав, Иван Фёдорович, – поспешил первым поздороваться Гамов. – Если не трудно, подойди на минутку.
– И тебе не хворать, Иван Михалыч, – откликнулся Саяпин и неспешно подошёл, похлопывая кнутом по пимам. – Чёто случилось?
– Да вот, – усмехнулся Гамов, – солдаты из совдепа не верят, что я – атаман Амурского войска. Арестовать хотят.
– Они случа́ем не пьяны?
– Ну, ты, циклопа одноглазая, – оскорбился звероподобный, – шоркай отседова. Не то второй глаз потеряешь.
В поддержку своих слов он вскинул винтовку. А дальше случилось то, чего ни Гамов, ни солдаты никак не ожидали. Свистнул кнут, ремённая петля обвилась вокруг винтовки, и та после вроде бы незаметного рывка Ивана оказалась у него в руках. Иван скинул на снег правую рукавицу, передёрнул затвор и направил ствол на солдат.
На всё про всё ушло не больше двух, от силы трёх секунд. Обалдевшие солдаты переглянулись и подняли руки, причём второй бросил свою винтовку в снег.
– Вот и правильно, – сказал Иван. – А теперь кру-у-го́м, и чтоб духу вашего не было.
Повторять не пришлось. Солдаты повернулись и припустились без оглядки. Казачата на сене дружно закричали «ура!».
Саяпин подобрал вторую винтовку и направился к саням.
– А я к вам шёл, – в спину ему сказал атаман.
– Ну так пошли, – не обернувшись, откликнулся Иван.
Квартал прошли молча. Скрипел снег под копытами пегой лошадки, полозьями саней и подошвами сапог, на вершине копны о чём-то гомонили Кузя с Федькой. Морозный воздух искрился под лучами утреннего солнца.
– Где это ты наловчился так работать кнутом?
– Да, был на фронте один циркач, в разведке служил. Так он кнутом такие фортеля выкидывал! Патроны ставил в ряд и по одному выщёлкивал. У него и научился. Убили его потом.
На базу€ Иван с сыновьями принялся разгружать сено.
– А ты не хочешь послушать, о чём я собрался поговорить с твоими дедом и отцом? – спросил Иван Михайлович.
– Не-а, я ж не член правления. У вас свои интересы, у меня – свои.
– А ты чё такой смурной?
– А чему радоваться? Думаете, Благовещенск против всей страны выстоит? Договариваться надо.
– Большевики не хотят. Но помощь нам придёт: атаман Семёнов из Читы, те же японцы.
– Блажен, кто верует. А звать японцев – родину предавать. Они, ежели придут, так и останутся.
Гамов постоял немного в ожидании продолжения разговора, но его не последовало, и он
