водным пространством, без конца и края, я как-то терялся — ничего подобного мне не приходилось видеть, Я только думал в такие минуты о чудесах природы, одним из которых было море…
Сидевший рядом политрук Клигман обратился ко мне:
— Дженчураев, ты знаком с биографией Тараса Шевченко?
— Немного.
— Кстати, ты руководишь политзанятиями, надо знать таких великих людей. В этой вот пустыне семь лет томился Тарас. В ссылке написал революционные поэмы, стихотворения. И вот в этих песках он вырастил сад…
Клигман задумался, а потом задушевно стал читать бессмертные строки:
…Вставайте,
Цепи разорвите,
Злою вражескою кровью
Волю окропите…
В этот момент подошел связной и, приложив руку к козырьку, обратился к нам:
— Товарищ политрук и товарищ комвзвода, вас приглашает к себе командир дивизиона.
Мы встали, взглянули еще раз на море и зашагали вслед за красноармейцем. Каждый думал о своем.
Хотелось еще посидеть, полюбоваться этой прекрасной природой, помечтать, но предстояли неотложные дела.
Когда мы зашли в комнату командира дивизиона, на его столе была разложена карта и он разговаривал с двумя местными жителями.
— Вот, товарищи командиры, — начал он, — сижу над этой допотопной картой. Здесь нет рельефа местности и не указаны колодцы. Нанесены только Аральское и Каспийское моря; отмечены пунктиром Кара-Кумы и возвышенность Устюрт. Но вот эти проводники будут хорошей картой и компасом. Мне их рекомендовал районный комитет партии и райисполком как честных, преданных товарищей. Вот это товарищ Гали, а это — Мурат, познакомьтесь.
Гали был высокий, плотный, широкоплечий гигант с рыжеватыми усами, мускулистый, загорелый. Густые, выгоревшие, с изломом брови нависли над темно-серыми, чуть косо посаженными глазами. Тонкий орлиный нос с широкими ноздрями придавал лицу суровый и немного злой вид. При разговоре он добродушно улыбался, лицо его становилось простоватым и красивым.
Второй, сидящий рядом, Мурат, среднего роста, с небольшой бородкой с проседью, свисавшими вниз усами. Взгляд умный, открытый. На переносице залегли глубокие моршины, говорящие о его настойчивом и твердом характере. Сильные руки с длинными пальцами немного не соответствовали его фигуре. Ему было около пятидесяти лет.
У меня мелькнула мысль:
«Как он похож на моего покойного отца Дженчоро, которого мы звали Жеке. Только отец был ростом повыше и шире в плечах».
— Я его буду звать Жеке, — обращаюсь к командиру дивизиона.
Он в недоумении посмотрел на меня. Мурат тоже с удивлением поднял голову. Я, не дожидаясь вопроса, сразу объяснил:
— Мурата хочу называть Жеке, потому что он очень похож на моего покойного отца.
Все засмеялись. Мурат от удовольствия благодарно улыбнулся, обнажив ряд белых зубов.
— Я от таких сынов не откажусь.
И с тех пор его все называли Жеке…
Командир дивизиона отпустил обоих проводников, предупредив, чтобы через час Гали был готов в путь.
— Ну, товарищи, обстановка такова: басмачи действуют большими и малыми группами на возвышенности Устюрт и в Кара-Кумах. В тридцати километрах, в местности Кара-Кынды, орудуют более ста пятидесяти вооруженных басмачей. Если они все еще находятся там, то во что бы то ни стало нужно их разгромить. Выполнение этой важной задачи возлагаю на вас, товарищ Дженчураев. С вами поедут политрук Клигман, уполномоченный ОГПУ Попов и проводник Гали. Выступать через час.
В назначенное время кавалерийский взвод выступил вперед. К десяти часам вечера мы уже были в указанном месте.
Кара-Кынды представляла собой сильно пересеченную бархатистую местность, со множеством котловин, где можно было легко укрыть до трехсот всадников.
Днем до нашего приезда банда находилась там же в аулах, требуя выдачи коммунистов и комсомольцев, которые до прихода басмачей успели уйти и укрыться в барханах.
Басмачи, узнав о прибытии нашего отряда в форт Шевченко, поспешно ушли.
Выяснив обстановку, я с одним кавалерийским отделением выехал на разведку по следам банды. Два отделения с политруком Клигманом остались на месте для организации разведки окрестностей Кара-Кынды.
Утром следующего дня мы достигли животноводческого совхоза, преодолев за ночь семидесятикилометровое расстояние. В совхозе были только женщины и дети, а взрослые мужчины, узнав о приближении басмачей, ушли в пески.
Женщины с радостью и слезами встретили нас и наперебой стали рассказывать, как разбойничали здесь бандиты. Весь скот угнали, магазины разграбили. Басмаческий предводитель со своими головорезами, согнав оставшихся жителей, заявил, что с сего дня они переходят в его управление и теперь только с ним будут иметь дело, что все местные жители обязаны помогать ак-аскерам (белогвардейцам), которые борются против Советов и коммунистов и являются «подлинными защитниками дехкан»…
Дав коням и людям отдых, мы двинулись по следам банды. Вскоре достигли Кара-Тау и Ак-Тау.
Горы возвышались на ровной долине, как острова. Высотой они не более пятисот метров, каменистые, совершенно лишенные растительности.
Половина этих гор состояла из черного камня, другая — из белого. Поэтому, видимо, жители этих мест называли Кара-Тау и Ак-Тау, что означает черные и белые горы.
На южном склоне гор, в двух километрах, мы обнаружили около десятка оседланных и пасущихся коней и дым от костров.
«Это заслон или разведка», — заключил я.
По дыму костров можно было предположить, что басмачи готовили ужин.
К ним можно было незаметно подойти с западного склона по старому глубокому руслу реки. Это русло, не доходя метров двести до места стоянки басмачей, сворачивало и уходило к ним в тыл. С южной стороны, где паслись кони, метрах в трехстах от русла, находился холм, господствовавший над всей местностью.
Оценив обстановку, решили окружить басмачей и взять в плен. Незаметно спустились с горы в старое русло и двинулись по нему.
Недоезжая метров пятисот до местонахождения басмаческой группы, я приложил бинокль к глазам и увидел, как человек пятнадцать возились около двух костров и что-то пили из чашек. Занятые этим делом, они ни разу не взглянули в нашу сторону. Из ведер, висящих над кострами, доставали, по-видимому, вареное мясо. Они были так заняты своим делом, что даже не выставили наблюдателей. Я про себя подумал:
«Наверное, вам не суждено есть это мясо».
Пулеметчик занял огневую точку на холме и приготовился к бою.
Мой помощник с группой бойцов наступал с севера, а командир отделения с другой группой — с западной стороны. Я заранее предупредил бойцов: без приказа не открывать огонь. Короткими перебежками, от укрытия к укрытию, пошли в наступление. Басмачи нас заметили, когда мы подошли к ним на расстояние двухсот метров. Они схватились за оружие и подняли беспорядочную стрельбу. Наш пулемет и стрелки открыли огонь по ним. Часть басмачей успела вскочить на коней, но их срезали наши пули. Нам
