через раздвижную дверь для посетителей рядом со стойкой. День клонился к закату, ветер наконец-то унялся. За спиной у Хозяйки стоял и жевал жвачку худосочный юнец.
— Это наш менеджер Цудзии-сан, — сказала ему Хозяйка, указывая пальцем на Сэнтаро.
— Танака, — предельно кратко представился юнец и отвесил дежурный поклон.
— Я много думала… — начала Хозяйка. — В общем, Сэнтаро, я хочу, чтобы ты работал в паре с этим молодым человеком.
Она посмотрела на юнца.
— Поди сюда! — велела она.
Юнец шагнул вперед. Джинсы на тощем заду свисали мешком. Модный парнишка, что говорить. Сколько ему? Годика двадцать два, двадцать три?
— В паре? — не понял Сэнтаро.
— Это мой племянник. Он окончил кулинарное училище и работал в ресторане. Но кое с кем не поладил. Вы же знаете все эти кухни и рестораны. Жестокий мир! — Ее голос звенел все настойчивей, словно требуя, чтобы Сэнтаро немедленно с ней согласился. — В общем, мальчику пришлось уйти, и всю зиму он прошатался без дела. Верно я говорю?
Парень вымученно улыбнулся и нехотя скривил шею.
— В общем, так, Сэнтаро. Слушай, что я решила как владелица «Дорахару». В следующем месяце грядет большая перестановка. На этой кухне будут готовиться как дораяки, так и окономияки. И перченое, и сладкое одновременно.
— Перестановка? Здесь??
— Знаю, знаю. Станет еще теснее. Но, к счастью, старые клиенты возвращаются, не так ли? К тому же в этих краях много старшеклассников. Племянник найдет с ними общий язык!
— Но постойте… Как же так?.. Мы ведь с вами… — пытался остановить ее Сэнтаро.
— Да, да! Отлично тебя понимаю! — Хозяйка замахала руками, отбиваясь от всех его возражений. — Все так неожиданно, ты об этом? Прости, но мне и самой от этого вовсе не радостно! Не знаю, сколько мне еще осталось, но думаю, что пора принимать в жизни серьезные решения. А тут еще мой племянник… Он мне так нравился, когда был маленьким. К тому же на повара выучился… Вот я и решила тебя попросить. Мальчик он хороший, хотя и совсем неопытный. Пускай хоть у тебя опыта наберется.
— Я? Но погодите… Вы же обещали: если продажи вырастут, менять ничего не будете! — Сэнтаро едва удерживался, чтобы не взорваться от ярости и обиды.
— Ничего, Сэнтаро, ты справишься. Я в тебя верю. Вон как здорово ты поднял продажи, когда прижало! Теперь-то я понимаю, что мой муж когда-то в тебе разглядел… Поэтому вывеска «Дорахару» останется. Ты будешь и дальше жарить свои дораяки. А заодно — научишь уму-разуму будущего владельца этого заведения. Считай это моей личной просьбой!
Она шлепнула Танаку пониже спины. Лицо юноши озарилось бледной улыбкой.
— Прошу вас… — промямлил он, скривив шею в очередном поклоне.
— Твой гриль для окономияки встанет вот здесь! — объявила Хозяйка племяннику, уже не обращая внимания на Сэнтаро. — А жаровня для дораяки переместится вон туда, в угол…
Было ясно: дораяки зачем-то отодвигают от окна, и жариться у всех на виду им больше не суждено.
Не говоря ни слова, Сэнтаро все стоял и глядел на эту парочку. Говорить что-либо уже не было ни малейшего смысла.
Глава 25
Тусклое сияние уличных фонарей заползало в щель между гардиной и шторами. Свернувшись калачиком поверх футона, Сэнтаро разглядывал геометрические узоры, расчерченные светом на потолке.
Где-то за окном мяукала кошка.
С тех пор как Сэнтаро уволился из «Дорахару», прошел уже почти месяц. А он все отлеживался в своей квартирке, не замечая весны, и лишь иногда выползал за продуктами в ближайший комбини.
Безразличный к течению времени, он лишь наблюдал, как день за днем улетают в бездонную пустоту.
Разумеется, долго так продолжаться не могло.
Это Сэнтаро понимал хорошо. Поэтому сегодня, помимо разовой лапши, прикупил еще и журнальчик с объявлениями о вакансиях. Поначалу он был готов обзвонить все места с более-менее терпимыми условиями и согласиться на что угодно. И даже запасся целой пачкой стандартных бланков для резюме. Но сколько ни перелистывал страницы, не находил вообще ничего.
Работники его возраста уже не требовались нигде. И даже те работодатели, для которых возраст якобы «не имел значения», непременно искали кандидатов с какой-нибудь особой квалификацией.
Никакой квалификации, кроме водительских прав, у Сэнтаро не было. Он был никем, и любые шансы наняться на новую работу «прямо с улицы» в его случае сползали к нулю.
— Черт знает что… — проворчал он наконец и, отшвырнув журнальчик, завалился обратно на футон. Его недвижная фигурка, скорченная рядом с кучей нестираного белья, напоминала сгусток озябшей тени.
Наступила ночь, а Сэнтаро все лежал в той же позе, не шевелясь, и прислушивался к мяуканью кошки. Он пытался представить, как выглядит эта кошка и что за историю пытается ему рассказать.
Может, плакала от одиночества? Или ей не хватало любви? С какой целью она оглашала окрестности этими заунывными звуками? Или это не кошка, а кот?
Он тихонько вздохнул. И задумался о письмах от Токуэ-сан.
Прислушивайся, советовала она. Но — к чему? Что именно он должен услышать? Если даже мяуканье кошки за окном остается для него загадкой, — на какое «откровение» можно рассчитывать, прислушиваясь к шепоту бобов?
Скосив глаза, он уставился на посеревшую в сумерках стену.
В конце концов, он, Сэнтаро, — просто лузер. Такой вывод напрашивался сам собой. Все, что ему остается, — затянуть на шее петлю и покончить с этой участью навсегда.
Он обшарил глазами комнату, размышляя, где лучше закрепить веревку. Но ничего подходящего, кроме гардины, не обнаружил. Он представил, как его тело свисает с гардины, покачиваясь вместе со шторой, и фыркнул. Нелепее картины не придумаешь.
— «Свинья неблагодарная»? — прошептал он в темноту.
Именно эти слова швырнула ему на прощание Хозяйка. Оспаривать их ему и в голову не пришло.
— Да ты знаешь, через что прошел мой муж, чтобы помочь такому отбросу, как ты? — орала она. — И после этого у тебя хватает наглости отфутболивать моего племянника? Да что ты за дрянь такая? Посмотрела бы я в глаза твоей матери!
В тот день он пригласил
