дверные колокольчики. Саша с конвертом за пазухой по инерции забился в угол. Он сразу же отметил улыбчивость молоденькой официантки – новенькая, «Надежда» – написано на жёлтого цвета бейджике с улыбчивым синим солнцем в уголке.
– Хм.
По-хорошему, отсюда и стоило начать повествование: этот незначительный, кажется, факт откровенно ввёл Сашу в ступор, ведь до Нади там работала всегда одна и та же хладнокровная дама неопределённого возраста, ростом она была под два метра, со строгой причёской и графитом вместо глаз. Бывшая хозяйка даже не пыталась улыбаться забредшим посетителям вроде меня, нещадно громя потенциальную прибыль. А Надю он видел впервые.
«Зачем же ты напал на неё?» – прозвучало эхом в голове.
И тут же он смекнул, что ответный конверт с дальнейшими указаниями и деньгами ждать бессмысленно. Наличный конверт со штампом «До востребования» он не сразу решился оставить Наде. В инструкции по этому поводу никаких комментариев не было. Всё вроде бы как и прежде, как было неделю назад, месяц, эпоху, с той лишь разницей, что…
– Здравствуйте, – говорит та, розовея.
– Прощайте, – отвечает Саша и второпях покидает помещение.
Это был третий условный знак: косметический ремонт в процессе, хозяйки нет. Неужели от неё избавились? Или это ловушка? Есть Надя, но дело даже не в этом – не в пропаже хозяйки, и даже не в том, что уже давно отлаженная ритмичность моего быта висела на волоске. Просто кофе превратился в говно.
Что тебе до того, ежели все кругом тебя свищут, когда сам ты себе рукоплещешь?
Эразм Роттердамский. Похвала глупости
Он с первой секунды расположил к себе тем, что не пытался завязать разговор и каждый его брошенный взгляд по большей части был случаен и ничего не выражал. Ему ничего не нужно было от меня, кроме кофе. По крайней мере, я убедила себя в этом, и, вопреки здравому смыслу, меня понесло исправлять это недоразумение.
Надо бороться с социофобией. Разговаривать с людьми – нормально. Это полезный навык. (Видишь знакомого – переходишь на противоположную сторону, дабы избежать неприятной встречи.) Надо бороться с социофобией. Разговаривать с людьми – нормально. Это полезный навык. (Кого ты обманываешь, знакомый наверняка сделает вид, что не помнит тебя.) Надо бороться с социофобией. Разговаривать с людьми – нормально. Это полезный навык. (И вообще, ты обозналась, ты видишь его/её впервые, ты всех людей в мире видишь как будто впервые.) Надо бороться с социофобией. Разговаривать с людьми – нормально. Это полезный навык. Никогда не бывает лишним, развивает эмоциональный интеллект и просто не даёт сойти с ума. Главное, улыбайся. А кто тут сходит с ума? Я – нет. Ты? Вы? Ты? Вы? Ты? Вы?
– Что ты пишешь? – вопрос повисает в воздухе, позволяя оценить мою нелепость со всех ракурсов, но всё же становится легче.
– Черновик, – ответил он, резко захлопнув записную книжку, и слегка зарумянился; засомневался, наверное, должен ли был вот так просто отвечать на вопрос постороннего, и теперь очевидно жалел о том, что дал застать себя врасплох.
– Ты что, писатель? – пошутила я (оригинально (отлично (дура))).
– Можно и так сказать.
– И тут я должна развернуться и суровым голосом самодовольно произнести: «В своём углу он и не слышал, что все писатели умерли». – Ого, Надя, ты переплюнула саму себя, теперь и концерты устраиваешь. А у него лицо каменное (видимо, тут ты его переоценила), надо бы как-то выкарабкиваться.
– А я, наверное, должен ответить «будьте так добры»?
– Не обращай внимания. И в каком жанре ты пишешь? – спросила (зачем продолжаешь? (перебор)). – Так же ведь спрашивают? Можешь не отвечать.
– Жанр? Не знаю, в комедийном, судя по всему.
– Комедийном?
– Неожиданно?
– Прости, просто… – Надо эмпатично, эмпатично (как-то) закончить мысль и ретироваться.
– По мне и не скажешь.
– Именно.
– Все так говорят. – Почему он так серьёзен при этом (когда будет смешно), не понимаю.
– Очень интересно. – Идиотина, интересно ей.
– Но вынужден попросить прощения, – для убедительности он развернул ко мне блокнот, будто я могу что-то разглядеть без очков. – Никакой я не писатель, а всего лишь следователь.
– Ух ты, это же намного круче! – опростоволосилась.
– Лишь кажется, на деле – тоска смертная.
– Разве?
– Ну а что я по факту собой представляю? Жизнь проходит мимо, а я как арматура в речном потоке: что-то зацепится, и уже рад. Из интересного: разве что карась какой хвостом заденет, но не больше.
– И что ты сейчас расследуешь? Если, конечно, тебе можно это обсуждать, – растеклась в улыбке (это уже открытое заигрывание (одумайся, дорогая, что-то не так)).
– Нельзя, но мне, если честно, всё равно. Правда, не уверен, что тебе захочется тратить на это время.
– Тратить время бариста в пустом кафе ночью? Пожалуй, не откажусь. – Вы посмотрите на неё, а ведь считает себя социофобкой, гордится этим амплуа.
– Ладно, я предупреждал.
– Неужто в нашем городе всё так плохо? – наигранно брови домиком (сегодня я в ударе (о-ой)).
– Потом не жалуйся. Готова?
– Так точно! – забыла добавить «капитан» (демонстрируешь высокий интеллект референсами на «Губку Боба», умница).
– Ну ладно, – неуверенно выдохнул и перелистнул блокнот на пару страниц назад. – В данный момент я работаю над делом о безумном преследователе, в смысле не буквально сумасшедшем, а, скорее, чрезмерно целеустремлённом, но это вообще-то не важно. Зовётся он… а я не придумал ещё, как его зовут. Он тщательно выбирает жертв, слабых, отбившихся от стаи, и подолгу следит за ними в соцсетях. Это может длиться годами, понимаешь? Пока он не заполучит всё, по ниточке не распустит жизнь с твоего же, так сказать, одобрения.
Молчу, тем временем парень, кажется, вошёл во вкус, жестикуляция – пусть и сдержанная – постепенно брала своё и выдавала азарт, он очевидно горел своей работой.
– Так вот, по нашим сведениям, он и сам как бы собран из частей своих жертв – он постоянно что-то копирует с каждой страницы, цепляет на крючок: то из описания мелочь, то песню какую или фотографию – в итоге получается огромная бесформенная куча случайных деталей…
– Сборный человек, – влезла (самая умная).
– Что?
– Сборный…
– Да, точно! Сборный человек – отлично! – он записал это в блокнот и, показательно прокашлявшись, продолжил: – И эта куча всей своей инертной массой предпочтений, мнений и страхов переваливается по городу, с одной улицы на другую, смотрит на тебя через окно, открытое твоей же рукой, и в самый неподходящий момент – вторгается в твою обыденность, как в свою собственную. Он прекрасно знает, из чего она соткана. Он знает, где ты работаешь, где ты училась, как зовут твою собачку и где ты её выгуливаешь, записывая безыдейные сторисы, кто твои друзья, точнее, кто притворяется ими (на самом-то деле ты догадываешься, что они – никакие не друзья, а такие же случайные прохожие). Он знает, что составляет твой досуг, какую музыку ты слушаешь во время бесцельных вечерних блужданий по набережной. Он думает о тебе больше, чем ты думаешь о себе. Ничто не скроется от Сборного человека – в этом самоцель его существования. Допустим, у тебя в профиле в графе «День рождения» указано 28 апреля, а год скрыт. Запоминаем что есть. Неприятно, но это его не остановит: пусть ты и не такая социально активная, но ведь того же нельзя сказать о твоих бывших одноклассниках, кто-нибудь из них непременно окажется более сговорчивым. Давно удалены из списка друзей и подписчиков? Не беда: хоть где-то да засветятся – сердечком под твоим фото или комментарием. Что-нибудь ты да упустишь. А дальше, пффф, проще пареной репы: по снимкам с последнего звонка можно сделать вывод, что ты родилась в таком-то году. Тут можно воскликнуть: им что, уже по столько-то лет! Поразительно! Но не отвлекаемся: школа окончена, прошла пара лет, что же дальше? Ты не поступила в вуз? Ты же вроде мечтала постичь клиническую психологию или психиатрию? Пост четырёхлетней давности, по крайней мере, гласит именно это. «Мечтаю быть мостом от человека к челвоеку». А что? Думала, Сборный человек не разыщет твой заброшенный анонимный блог? Напрасно. Гляди, тут прямым текстом сказано: «На настоящую медицинскую специальность – смайлик с крестиками вместо глаз – готова к восьми годам сложнейшего обучения, общей практики и прозекторской». Что же случилось?
