к плотной пелене грёз. Долго ли, коротко ли…
Кажется, я всегда где-то на этих протёртых до дыр кадрах. Вслед за сказкой, в тысячный раз перечитанной перед сном, погружаюсь глубже и глубже в чащу, и между выдумкой и правдой так сложно обнаружить разницу – границы нет от слова «совсем». А лес всё-таки был, не зря же наши старики пугали лесом непослушных детей. Может быть, мне нужна коробка с диафильмами? Тогда не странно, что я не нашёл её в столе, ведь она всегда лежала в тумбочке под зеркалом в человеческий рост, что расположилось в углу комнаты. Поздно. В следующий раз…
888
На его глазах осыпались яблони, он остановился на секунду, чтобы запечатлеть волшебство апоптоза. Как белые лепестки, исполнив своё предназначение, жалко гниют под ногами, так и события прошлого оборачиваются в настоящем единицами исчерпанности; погода устоялась, вытерпела, и почти всё из того, что было дорого, что казалось возвышенным, больше не находит отклика в душе, и исчерпанность играет здесь не последнюю роль: не все чувства проходят испытание действительностью – образы, которыми он ещё пять лет назад мог упиваться во время долгожданной дороги домой (или обратно), теперь видятся недокуренными сигаретами в пепельнице некурящего. А радость-то там жила! Сейчас, находясь здесь, я мог, в принципе, заставить себя не замечать, но по-настоящему избавиться от котлована, от пустоты – так же непросто, как и достичь их. Ветвь, по которой я в детстве так легко вскарабкивался «на», оказалась слишком высоко, так высоко, что уж и не видать её. Берёза выросла больше, чем я, даже если учесть то, что её спилили и бросили гнить.
И вишня вслед за яблоней сбросила своё одеяние. Шестнадцатое июня – в этом году с большим опозданием. Пытаясь проникнуть в душу окружающей природы, слившись с бытом малой своей родины, Саша предсказуемо наткнулся на преграду.
Bloom's decision?
A stratagem. Resting his feet on the dwarf wall, he climbed over the area railings, compressed his hat on his head, grasped two points at the lower union of rails and stiles, lowered his body gradually by its length of five feet nine inches and a half to within two feet ten inches of the area pavement and allowed his body to move freely in space by separating himself from the railings and crouching in preparation for the impact of the fall. (James Joyce, Ulysses)
Момент в преддверии точки, где в единое целое сливаются три дороги пред здоровым валуном: «направо пойдёшь – жить будешь, налево пойдёшь – умрёшь, прямо пойдёшь – коня потеряешь». Скрипнули ржавые ворота, он обернулся, а там – никого. Во дворе остались американский вяз и клён, а когда-то там были: с десятка два кустов сирени, определяющих границы двора, столько же аронии (попросту – черноплодки), заросли шиповника по центру, грузовик на пенсии, отделяющий от двора ряды бельевых верёвок, небольшой куст караганы (попросту – жёлтой акации), небольшая туя, небольшая лиственница, берёза на берёзе, две черёмухи, здоровый прицеп от ЗИЛа 130-го, гниющие срубы непостроенной избушки, рябина, сильно разветвлённый клён, сколько-то ржавых качелей, боярышник, тополя, отделяющие восточную часть двора от шоссе, песочница. Он направился в сторону реки, через три ряда гаражей, сараев и огородов. Хорошо, чёрт! Всё своё, натуральное, пóтом и кровью взращённое, за огородами – заболоченный канал, поле, засаженное беленой больше даже «просто, чтобы было», чем для чего-то, сквозь поле тянется, вьётся глиняная размытая дорога, совсем не оформленная, посредине дороги возле покошённых домов – тугая колонка с водой, оставляющая каждый раз глубокие следы на ладонях, вокруг в любую погоду лужи набежавшей из колонки жижи, а если сделать круг и пройти, продолжив линию канала, вдоль длинной стороны поля, вдали на горизонте перед осиновой рощицей можно наткнуться на колодец, заросший дикой малиной.
В детстве я часто прибегал туда, но не для того, чтобы утолить жажду, ибо для этих целей годилась и колонка, а для того, чтобы посидеть в одиночестве на краю среди волшебных уховёрток и пауков, всматриваясь в глубь воды, прочувствовать шарм потаённости её родников и скрытой влаги.
Дорога, заправка… что же это… назад, скорей назад в малиновую зелень, умыться ледяной, горяченной, очнуться… глядя на отражение, заключённое в чёрном ореоле колодца, руки резво достают ведро со дна, чувствую: мокрое днище, а в ведре не вода, а яд, какой-то мазут вперемешку с солидолом и плавиковой кислотой. Я с отвращением одёрнул руку, и ведро с грохотом скатилось в опустевшие недра. А дальше и черёмуха осыпалась.
888
Бредёт тихий путник, уж солнце сияет.
888
Пустая трасса, тихая окраина провинциальной столицы: склады, техпункты, ларьки, один-единственный магазин обуви на всю округу, банкетный зал, крестьянские избы, за ними набережная. Только у моста пыльная обочина сменяется изрядно изношенным тротуаром, худо-бедно залатаны какие-то случайные трещинки, что совершенно неоправданно, ведь всюду красовались пробоины посерьезней, но, так как «ямами» юридически считались только глухие отверстия размерами не более чем двенадцать в длину, шесть в ширину, шесть в глубину, а на мосту глубины шесть – ну никак не намерить, ибо после двух метров пирога из дорожного полотна, коммуникаций, каркаса и бетонных перекрытий непременно образуется сквозное отверстие, – никаких «ям» тут не числилось, ни одной. Пересекать мост и до бомбардировок было небезопасно, сейчас же это походило скорее на тревожный сон, чем на реальность. Саше приходилось местами ползти, он старался не думать о высоте, держась за шатающиеся ржавые перила. Мост шатался под его весом, а снизу переливалась бурлящей мутью Тверца.
Помнится, в детстве Саша часто наблюдал, как бесстрашные мальчишки и девчонки, перелезая через парапет, прыгали вниз. Они кричали и смеялись. Сам он никогда не решался совершить столь безрассудный поступок, хотя мечтал об этом, может, куда сильнее. Тома тоже прыгнула, стоило ей услышать о Сашиных страхах, он с замиранием сердца проводил взглядом её переполненный здоровьем силуэт в зелёном купальнике. Она исчезла в столбе брызг, а затем долго-долго не показывалась, проплыла десяток метров, вынырнула и, засмеявшись, помахала ему рукой.
«Она – мои страхи и мои желания», – успел подумать он.
Саша вытянул шею над краем обрыва, лежа теперь на животе, и наблюдал, как вода огибает торчащие прутья арматуры. Сильно обмелело. Он упрямо пытался обнаружить доказательства того, что это именно его воспоминание, а не чьё-то ещё: отзывчивый бархат тела, которое естественным образом впитывает в себя солнечное тепло и источает его во время полёта, пока с шипением не натыкается на поверхность воды. Чересчур обмелело.
Первая сегодня машина едет по полотну зигзагами, объезжает самые крупные отверстия и отверстия средние, оставляет за собой заметную издали стену пыли. Саша прикрыл футболкой нос и рот. Вот она – Тверца в своём тихом разливе: вверху на левом берегу в месте, где в Т* впадает небольшой ручей, с обрыва рыбаки в высоких резиновых сапогах клюют носами, даже не глядя на поплавки, а если провести воображаемую прямую перпендикулярно линии берега, носом уткнёшься в мыс, засаженный тополями. Лет пятнадцать назад ряды деревьев заметно поредели после ураганного ветра, вырванные с корнем стволы до сих пор лежат наполовину в воде. Где-то там меж поваленных тополей в по́росли акации желтоцветущей, колючей, густой и душной, где-то там – тропа… а сейчас надо быть втройне аккуратней, на мосту чуть дальше середины, помнится, был люк с расшатанной крышкой, вряд ли его заменили, а раньше смеясь через него перепрыгивали, держались за руки; направо-налево – простор и воля, вдали виднеется поле, щетина тёмного леса, почерневшие крыши перекошенных домиков, крыши красные особняков, трубы электроцентрали; с другой стороны через моста проезжую часть – города холст, ещё один мост – новый (то есть лет двадцать назад ремонтированный капитально, нормальный ещё).
Тьфу! Как ни прикрывайся, всё равно песок во рту. Разве могут быть сомнения в праве собственности на эти пейзажи? Ещё как могут. Теплится за спиной всё выше рассвет, при съезде с моста снова: склады, гаражи. Но ни одной души. Здесь нужно спуститься по лестнице оголённых прутьев, для виду присыпанных бетонной пылью и щебнем; вглубь района пройти мимо с закрытыми глазами,
